Это лето прошло под знаком возвращения к истокам: никогда еще родовая изба на Севере не приравнивалась к отелю на Карибах. И лучше, если без соседей… Тем временем в Архангельской области сегодня есть таежная деревня, где постоянно живет единственный человек. В эту глубинку отправилась корреспондент «Российской газеты».

Сергей Попов: Одно дело в инете потрещать, другое дело — приехать и помочь. Фото: Татьяна Сухановская/РГ

Хозяин

Последний вираж по краю крутого оврага — и «уазик» въезжает на Пинежку (официально — в Смотраковку). Дальше, на восток, нет больше никого, до Двины — только леса и озера, потом, до Урала — только озера и леса.

Позади остались 23 километра болот до уездного Шенкурска с непролазной дорогой вдоль Ваги. Здесь, где в нее впадает речка Пинежка, сто лет назад стояли 280 домов. А сегодня живет шенкурянин Сергей Попов — один. Его дом среди всеобщего запустения словно на другой планете: ландшафтный дизайн, цветы, огурцы, базилик в теплице. Рядом — остовы церквей, за которыми медью отливает на солнце купол ладной часовенки, да две уцелевшие избы, в которые приезжают дачники.

На вопрос, почему выбрал именно Пинежку, Сергей отвечает:

— Сама не знаешь — не местная, что ли?

Действительно: вот Городок, откуда мои прабабушки, а за Пинежкой — деревня Городище, откуда родом все прадедушки.

Когда-то здесь должен был вырасти второй Великий Новгород. В 1420-х годах на Пинежку, подальше от московских князей, перебрался хозяин Заволочья — новгородский боярин, посадник Василий Своеземцев. «Ездил в Москву к Шемяке, Дмитрию Юрьевичу, спорил с тверским князем, рубился под Русой. И вдруг круто поворотил своею судьбой», — рассказывал о нем писатель Дмитрий Балашов. Посадник привез на Пинежку семью, построил крепость, затем в двух полетах стрелы — обитель, где принял монашество с именем Варлаам. Через 90 лет мощи боярина были найдены нетленными.

…О чудесах исцеления, связанных с ним, рассказывает житие Варлаама, а на Ваге преподобного называют просто — Хозяин. Его монастырь несколько веков был центром Поважья. И не только духовным: посредничал в торговле, давал ссуды, порядные грамоты. К примеру, в 1592 году старец Иаков купил у «Конечных братеников», моих предков, «сукна белого 11 локтей, а дал 7 алтын, сукна серого 15 локтей, дал 10 алтын».

Еще несколько лет назад часовня Важского стояла на четырех чурках

Сергей Попов начал приезжать сюда в 90-х — летом, а ближе к 60 стал жить постоянно. Семья, бизнес остались в городе:

— Дети в этой деревне выросли и говорят: «Папа, ты у нас детство загубил». Но сегодня они могут и дом построить, и рыбу поймать, и на болото сходить за клюквой. Знаю, что не пропадут, потому что умеют в жизни делать все. А почему я здесь живу? Есть такое выражение: вкус меда диких пчел — это вкус свободы. В следующем году, кстати, планирую пасекой заняться.

Для «дауншифтинга» на Пинежке у Сергея есть все необходимое: каракат-болотоход, хорошая лодка для самого безопасного пути — водного. Еда — вокруг: ягоды, грибы, рыба, зверь. Земли здесь хоть отбавляй, есть даже свет, связь и интернет. Но главное — есть дело, объединяющее Попова и его земляков-шенкурян…

Возрождение

Для Заволочья Пинежка — первоисток: здесь начиналось не только православие, но и хлебопашество. В XVII веке потомки новгородской вольницы из Городка противостояли польско-литовским интервентам, а в 1919-м «развернули» американских, получив за это прозвище «поротые». В 1929 году мои прабабушки и прадедушки были «пороты» в третий раз — красноармейцами, за то, что пытались отстоять монастырские колокола. Кстати, именно этот деревенский бунт писатель Эдуард Кочергин взял за основу для своей притчи «Платон и Платонида».

Тридцать лет назад последняя колокольня обители обрушилась и Пинежка опустела. Может быть, это всего лишь совпадение, но как только печка в доме Попова начала топиться круглый год, тропа к храму больше не зарастает. Ведет она к памятнику федерального значения — часовне Варлаама Важского, где под спудом и сегодня лежат мощи преподобного.

Заходим. На косяке — меры зерна, оставленные осенью 1919-го: овес — 1180 килограммов, рожь — 2700. Зерно здесь хранили после ухода интервентов.

— Несколько лет назад часовня стояла на четырех чурках, — рассказывает Сергей. — В какой-то момент стало понятно: если ничего не сделать — рухнет. Деньги для нее собирали всем миром, а затем вместе восстанавливали — Сергей Кузнецов, Михаил Сафонов, Иван Глазачев, Дмитрий Матвеев, Алексей Верещагин… На одно железо для кровли ушло 260 тысяч. Видишь медный купол? Поставили леса, полностью заменили нижний венец, сделали окна, косяки.

Кстати, разрешение на восстановление часовни шенкуряне получили в областном минкульте, а проектные работы выполнили архитекторы из Петербурга. Второго июля, в день памяти преподобного, в часовню отправляется из Шенкурска крестный ход:

20 верст пешком по сузему и болоту, в любую погоду. А если Пинежка разливается, Сергей бросает через нее трос и помогает паломникам перебираться на другой берег на лодке. Отец Олег Ягнитев из Шенкурска рассказал, что поклониться Важскому приезжают люди разных лет и разных профессий со всей России. Был даже гость из Нью-Йорка — православный священник отец Виктор, увидевший преподобного во сне.

Дорога

…Попов показывает вымощенную белым камнем монастырскую дорогу, которую он чистит. Какого века — точно никто не скажет. Известно только, что надгробным плитам, лежащим рядом, около 600 лет — на них даты есть. Раньше дорога спускалась к Ваге массивными ступенями: по ним моя прабабушка, продолжавшая до конца сороковых тайно работать в храме, учила внуков считать до 12. Больше служителей не осталось — руководство церковной общины в 1929-м сослали в Сибирь и на Соловки. Среди них — прадедушкин брат, позже все-таки вернувшийся домой.

А мне возвращаться некуда — лично убедилась, что от четырех родовых изб не осталось даже развалин. Но мне стыдно перед земляками, столько сделавшими для Городка. Вот, к примеру, шенкурский краевед, бывший директор школы Владимир Долгобородов воссоздал карту пинежских деревень со всеми домами и родословными, подарил своим ученикам семейные древа до седьмого колена… А я, даже в кругосветку успев сходить, про самое главное место в своей жизни вспоминаю только сейчас. Знаю только, что теперь Городок меня уже точно не отпустит.

Деньги на часовню собираливсем миром, а затем вместевосстанавливали. Фото: Татьяна Сухановская / РГP. S.

Перед выходом номера позвонила Попову. Голос в трубке прерывает ветер: сегодня Сергей вместе с другими шенкурянами спасает храм Николая Чудотворца в деревне Глухая Коскара рядом с Пинежкой — одевает его в леса. В 1982 году в деревне умерла последняя жительница Марфа Елизарова, дороги сюда нет вообще, но краснокаменная церковь XIX века еще крепкая.

— Недавно ее осмотрели специалисты. Если в ближайшее время не перекрыть кровлю, начнутся необратимые процессы: пропадет стропиловка, ускорится разрушение — и шенкурская жемчужина будет безвозвратно утеряна. Разве можно это допустить? — спрашивает Сергей. — Сегодня уже готова проектная документация на замену кровли, но два миллиона 800 тысяч ищем, чтобы продолжить дело. Когда сможем купить железо — приедут специалисты «закрывать» купола.

А пока Сергей вместе с Александром Колыбиным, Сергеем Кукиным, Алексеем Гурбатовым, Алексеем Викулиным собрали деньги на установку лесов, нашли вездеход, чтобы привезти в Коскару людей и стройматериалы:

— Вон дядя Толя Тяпушин из Шенкурска на лесах сидит — ему 71 год уже… А я недавно попросил помощи в соцсетях: хочется, чтобы коскоряне в разных концах страны хоть как-то откликнулись: «Парни, да я с вами — суп сварю, доски подам». Одно дело в инете потрещать и мышкой поводить по экрану, другое дело — приехать и помочь.